Лишние слёзыХ Х Х
Я глаз не поднимала. Ну и пусть.
Твой голос раздавался рядом где-то.
Я выучить успела наизусть
Все выщерблины рыжего паркета.
Могли не разминуться. Как старо
Предание о том, что смертны все мы.
Потом унес меня вагон метро
В другие измеренья и системы.
Потом мелькали окна, рельсы, снег...
И прошлого не стало, как в начале.
О том, что я пропащий человек,
Мне радостно колеса сообщали.
Х Х Х
Медленно войду в чужую жизнь.
Как здесь все порушено у Вас.
И страдания переплелись
С этим вечным смехом напоказ.
Так и жить... На книгах пыль копить,
На машинке подолгу стучать,
Ничего не пить и не курить,
И ночами с кем-нибудь молчать.
Так и жить, и душу не спасать,
Только на стихи ее дробить -
Про любовь отчаянно писать,
И совсем при этом не любить.
В узкое московское окно
Проникает свет от Самого.
Да не надо мне про Сирано,
Вас я хуже знаю, чем его.
Как же этот разгрести бедлам?
Выход намечая в тупике,
Можно, чайник разогрею Вам?
Можно, Вас поглажу по щеке?..
Х Х Х
А у тебя уже была невеста…
А у тебя уже была жена.
И не пустует в сердце свято место.
Я это очень понимать должна.
Зачем тебе такая же? А впрочем,
Ведь не во сне живём, а наяву –
И здесь бывает всякое. Короче,
Как будто первозданная, плыву
Ночной Москвой – сегодня родилась я,
Сегодня – первый выход, первый бал.
И Пушкин на меня глядит с участьем,
И даже шляпу почему-то снял.
И я дойду до площади Манежной –
И по дороге минет целый век.
Ты – самый умный, сильный, добрый, нежный…
Ты – самый страшный в мире человек.
Х Х Х
Бредем совершенно бредово
По улице, снегом скрипя.
Я так понимаю другого,
Что просто теряю себя.
И эту улыбку, и плечи,
И этот наклон головы,
Прохожих случайные речи,
Шуршанье «Вечерней Москвы»,
Причину собачьего лая,
Проулок, что криво бежит,
Я так хорошо понимаю,
Что дольше не хочется жить.
Х Х Х
Становясь из тихони нахалкой,
Приходила в чужое жилье,
Воспевая твою коммуналку
И печальное счастье свое,
Где соседи ревут как в берлоге,
Где воскресные ссоры - в крови,
Застывала я на пороге
В предвкушеньи великой любви.
И врубал ты на полную Баха,
Заглушая скандал за стеной...
Я потом - без упрека и страха
Все приму - что случится со мной.
Х Х Х
Приду сама. Звонком отчаянным
Соседей переполошу
И в коммунальном одичании
губами: "Ты - один?" - спрошу.
"Один". И закружусь по комнате!
Один! И свитер упадет
На кресло вдавленное. Помните? -
Кто ищет, тот всегда найдет
То, что искал. А что искала-то?
Тахту и белый потолок?
Мне с верхом в этой чаше налито -
Я у тебя беру урок,
Как не должно быть, как... Да что же ты!
Неблагодарная! Окстись!
Что здесь за час какой-то прожито -
На целую хватило б жизнь...
А выйду - тихо, только капли с крыш
И в телевизорах - кино.
И что ты обо мне подумаешь -
Мне все равно.
Х Х Х
Снежком обесцвечены
Проулки-морщины.
Смотрите - вот женщина
Идет от мужчины.
Такая красивая
И неповторимая,
Идет от любимого
Его нелюбимая.
Такая изящная -
Идет не сутулится,
Такая скользящая
Над утренней улицей,
Над утренним городом
Походкою вьюжною...
Такая свободная,
Такая ненужная.
Х Х Х
Такое солнце! - что хоть вешайся на этом
Сквозном луче, которым комната прогрета.
И ты посмотришь сквозь - как будто меня нету,
И приподнимешь демоническую бровь.
Ох, как судьба меня в тиски зажала круто -
Ты будешь нежно улыбаться там кому-то,
Ты будешь имя мое, имя мое путать
И говорить со мной про новую любовь!
Меня качает, будто снизу тыщи палуб,
Но ты не слышал бы истерик или жалоб,
И я хорошие стихи тебе писала б,
И я отличные блины тебе пекла!
Но тебе тесно в этой маленькой квартире,
И ты не все еще увидел в этом мире,
И ты уйдешь сейчас, уйдешь на все четыре...
И возвратишься - ведь земля кругла.
Х Х Х
Все, что я не прощала прочим,
Не прощать ему - бесполезно!
Он ведет себя как захочет,
Про него ничего неизвестно.
Он уходит налево-направо,
Чтоб замучалась от тоски я:
На обиду имеют право
Только самые дорогие.
Возвращается - шарф снимает -
Так подарочен, так беспечен!
За кого он меня принимает?!
За одну из своих женщин.
Х Х Х
Перехватывало дыханье.
Мир двоился и плыл в глазах.
Что ты скажешь-то в оправданье?
Вот ведь – нечего и сказать.
Виновата. В частушке что ли
Это слово по-русски зло.
Будь хорошей – учили в школе.
Не послушалась. Повезло.
Но – шарахнулась от трамвая:
«Виновата!» - ревёт, как зверь.
Вот такая я! Вот такая!
Ну, убейте меня теперь!
Раньше в воду бросались бабы.
Ничего не отдам воде.
А слабо тебе? А смогла бы?
Утки плавают. Это где?
Это Яуза, это речка
По Москве бежит, по Руси.
Заступися за человечка,
Матерь Божья на небеси.
Х Х Х
Моя любовь, как тот лисенок,
Которого спартанский мальчик
Украл и под одеждой прятал.
Лисенок был неприрученным,
Лисенок острыми зубами
Ему все внутренности выгрыз.
Но мальчик был воспитан Спартой -
Он знал, что в воровстве признаться
Нельзя. И молча, неподвижно
Стоял. Стоял, пока не умер.
Х Х Х
Я в твоей многоактной мистерии
Только тихий и краткий приют.
У волков это форма доверия -
Если голову в руки дают.
Неприкаяннее и чудеснее
Головы не держала в руках.
Но за это бывает возмездие -
Жизнь моя разлетается в прах.
И не надо глаза мне завязывать,
Если будешь меня убивать.
Я умею и песни заказывать,
И судьбу себе. Стихнет кровать.
Потрошеная, ливнем промытая,
Добреду до кафе на Страстном.
Буду в чашку смотреть недопитую,
Недобитую - с треснутым дном.
И подруга, слегка оробелая
От молчанья - озноб по спине,
Будет руку поглаживать белую
Мне в моем летаргическом сне.
Кто там смотрит из недр мироздания?
И какая там, к черту, звезда?
"Жить не хочешь?" - молчу от незнания.
"Хочешь яблоко?" - "Яблоко?.. Да."
Х Х Х
А в основном-то, в основном
И этой осени надлом,
И всей любви моей облом,
Всё изначально
Я знала, только не могла
Остановить колокола.
И потому я весела,
А не печальна.
А жизнь сминалась, как картон.
И всё плыло со всех сторон –
И этот колокольный звон,
И звон трамвая.
Листва шуршала, как змея,
И женщина брела ничья,
И на тебя смотрела я,
Ещё живая.
Когда замолются грехи,
Когда напишутся стихи,
И в память врежутся штрихи
Любви вчерашней –
Занозами в живую плоть –
Мне боль дано перебороть.
И ты прости меня, Господь,
Что мне не страшно.
Х Х Х
По осени, по солнечной
Да в синеньких кроссовочках,
Да в ярко-красной курточке
Пройти, себя любя,
По листьям, мягко тающим,
И улыбнуться знающе -
Мол, девочка я та еще,
Да вот не про тебя!..
Листва горит отчаянно,
Смеешься неприкаянно,
Упрямство, не раскаянье
В глазах моих прочел.
Предам тебя, короче, я -
Такая уж - порочная.
Скажи мне время точное
И что-нибудь еще.
Любимый мой, брильянтовый,
Красивый мой, талантливый,
Мое исчадье адово,
Мой самый нежный зверь...
Дрожат деревья страстные -
И желтые, и красные -
Такие краски ясные,
Что ясно все теперь.
А мне-то много надо ли? -
Чтоб только листья падали -
Из рая ли, из ада ли -
Все не соображу...
По осени, по осени,
Пока меня не бросили,
Не задаю вопросы и
Сама я ухожу!..
Х Х Х
Улыбнешься. Купишь мне цветы.
Есть на это веские причины.
Скольких женщин осчастливил ты
И мужчин я скольких огорчила,
Потому что заменить тебя
Мне никто не смог. Такое дело.
И стою, гвоздики теребя,
И душою тяготится тело.
Проводи меня недалеко.
День сегодня радостный и знойный.
И тебе со мною так легко,
И тебе со мною так спокойно.
И лечу без сожаленья вниз
С высоты кромешного обрыва...
Я бы прожила с тобою жизнь
И была б всю эту жизнь счастливой.
Х Х Х
"Я женюсь, - говорит, - я женюсь..."
"Ну и что? - говорю. - И женись..."
То ли бриз из окна, то ли блюз.
То ли голос срывается вниз.
Это мне ведь не в первый уж раз
Говорит он и... делает он.
То ли бриз из окна, то ли вальс
Выдается за медленный стон.
Ветер дует, колышет белье,
Корабли возвращаются в порт...
Ничего, переждем и ее,
А красивая все-таки, черт!..
Х Х Х
Ничего не предпримешь, почуяв,
Что судьба напряглась на изломе.
Вот и все. Никаких поцелуев
На морозе ли, в теплом ли доме.
Невозможно отдельно и вместе
Невозможно - и все фифти-фифти.
Никаких обниманий в подъезде
И сережек, потерянных в лифте.
Ничего. Пустоты и покоя -
Темный свитер и старую юбку.
Никаких объяснений с другою,
Что молчит в телефонную трубку.
Х Х Х
Так прекрасен, что глаз не отвесть,
Он уходит, бросая, как есть,
Всю меня - от смиренья во лбу,
Принимающей эту судьбу,
И до ног, вслед готовых бежать,
Но его уже не удержать.
Я должна это все перенесть,
Выбирая достойную месть.
И она будет очень простой –
Несмотря ни на что - красотой,
И забвеньем, и новым грехом...
Не ему посвященным стихом.
Х Х Х
Все понятно, понятно, понятно!..
Только не возвращайтесь обратно!
Только больше не слышать! Не видеть!
Гнать! Зависеть! Дышать! Ненавидеть!
Но смеяться от счастья готова,
Если вдруг появляетесь снова.
Мне не слушать бы Вас, мне бы это
Бесконечное дленье сюжета
Оборвать «на пронзительной ноте»:
Все Вы врете! Все врете! Все врете!..
И за это в аду Вы сгорите!
Я за Вами туда... Говорите...
Х Х Х
Давай говорить о тебе и о литературе,
О месте твоем в мировой перекличке имен.
И кофе из чашечек цвета немытой лазури
Давай допивать, рассуждая о том, что спасен
Поэт уже тем, что когда-нибудь кто-то и где-то
Стихи прочитает и станет счастливым на миг,
Сраженный созвучием с внутренним миром поэта.
Пространство и время всегда побеждает язык.
Давай помечтаем о том, как уедешь надолго,
А я буду жить в этом Богом забытом краю...
Ну, что ж ты не скажешь, что черная эта футболка
Загар оттеняет и светлую челку мою!..
Х Х Х
Занятия нет бесполезней –
Искать под сугробом огня.
Исчезни, мой милый, исчезни.
Хоть в этом помилуй меня.
Ты смотришь спокойно и прямо,
Минуты последние для.
А кто та Прекрасная Дама,
Укутанная в соболя?
Уже не имеют значенья
Глаза, голоса и цветы,
И комнаты этой свеченье,
Когда в ней находишься ты,
И то, чем закончится драма,
И то, как закроется дверь
За этой Прекрасною Дамой,
Идущей с тобою в метель.
Уедешь - разделишь годами.
И это гуманно вполне
И по отношению к Даме,
И по отношенью ко мне.
Но женщины, знаешь, упрямы –
Всплывем из глубин забытья
И эта Прекрасная Дама,
И столь же прекрасная я.
Х Х Х
Посвящай им стихи, зови
Их любимыми и курсива
Не жалей. Как они красивы!
Как они достойны любви!
Справедливо до простоты:
Обделенные голосами
О себе не расскажут сами,
И поэтому Ч скажешь ты.
И пускай сквозь твою строку
Им в бессмертие путь обещан,
Я - счастливее этих женщин,
Я сама говорить могу.
Х Х Х
Если явлена Божья милость,
Нужно в сердце ее носить.
Если встреча уже случилась, -
Так о чем же еще просить?
Если ты мне уже ниспослан,
То обратного хода нет
Ни при жизни моей, ни после -
Там, где буду держать ответ,
При любых измереньях, счетах,
Обстоятельствах и веках,
При немыслимых оборотах,
При обыденных пустяках.
Ни при чем уже расстоянья,
На которые ты уйдешь,
Ни измены, ни покаянья,
Ни огонь, ни вода, ни нож.
И ни слабостью, и ни силой,
И ничем уже не отнять.
Это женская логика, милый.
Не старайся ее понять.
Х Х Х
Сжаться, воздуха лишаясь,
И запомнить наизусть:
- Уезжаю. - Уезжаешь.
Не вернешься. - Не вернусь.
Ты в словах не хочешь штампа
И штампованной судьбы.
Будут память жечь то рампа,
То дорожные столбы.
Будет утро, будет вечер,
Будет смятая кровать.
Будут руки класть на плечи,
Будут в губы целовать.
Что же ты, Карамболина,
Так безжизненно глядишь?
То березка, то рябина,
То Россия, то Париж.
Х Х Х
Давайте расстанемся с Вами
Под это цветенье акаций.
Давайте простыми словами,
Простыми словами швыряться.
«Вернусь», «дорожу», «обещаю»...
Пускай не спасут обещанья,
Пожалуйста, мятного чаю
Попейте со мной на прощанье.
Деревья качнутся печально,
И ветер подует Вам в спину.
Вы любите все, что случайно,
А я не случайна - судьбинна.
Х Х Х
Уезжайте. Теперь я, наверное, справлюсь и с этим.
(Ведь не справишься - а в утешение так говоришь).
И в конце-то концов мы живем на единой планете.
(Ну, не ври, ты же знаешь - другая планета Париж).
Я мечтала о нем. Я читала Ромена Роллана.
Где ходила Анетта - и я бы хотела пройти.
Почему же теперь для меня отчужденно и странно
Это слово звучит? И глухая зима впереди.
И московский декабрь - неприкаянный, пасмурный, синий,
Ледяная тоска, и молчанье, и редкая весть...
Я несчастнее Вас - потому что останусь в России.
Я счастливее Вас - я любить научилась и здесь.
Х Х Х
В каком-нибудь чужом отеле
На штрассе или авеню
Реально, как на самом деле,
Ты к этому вернешься дню, -
Сквозь забытье и отреченье -
Ту булочную на углу
Вдруг вспомнишь, где ты брал печенье,
А я по грязному стеклу
Рассеянно водила пальцем,
А я у выхода ждала -
Ты продавщице улыбался
В разводах этого стекла.
Потом еще припомнить слякоть,
Подъезд, в который мне нельзя...
И не захочется заплакать -
Захочется закрыть глаза
И комнату представить снова
С гитарой, книгами, плащом...
Здесь, как в начале, было Слово,
А после... Что ж тебе еще?..
И только легкое похмелье,
И к ночи слабенький мороз...
В каком-нибудь чужом отеле
Не задохнешься ты от слез.
Х Х Х
Бог нам послал разлуку –
Чтоб находясь вдали,
Мы доказать друг другу
Чувства свои могли –
Машешь, как узел рубишь,
Память сводя к нулю, -
Как ты меня не любишь!
Как я тебя люблю...
Х Х Х
Ты резко говорил: «Плевать!..» -
И дальше жизнь катилась.
Как нужно жить и выживать -
Я у тебя училась.
Ты научил меня писать,
По-русски, по-садистски
Ты научил меня бросать
Без права переписки.
Х Х Х
Нарушив долгих дней закономерность,
Я покупаю платье без примерки.
Не надо проверять меня на верность.
Я, может быть, не выдержу проверки.
Я, может быть, не выдержу разлуки
И побегу за первым за похожим,
И буду говорить: "Какие руки..."
А он мне будет говорить: "Какая кожа!.."
И буду с ним ходить по ресторанам,
Заказывая очень дорогое,
Довольствуясь мучительным обманом
И письмами тебя не беспокоя.
И это платье розовое, в блестках
Надену и пойду легко и гордо.
Он раздражится, скажет: "Слишком броско".
А я ему скажу: "Пошел ты к черту!"
И он ответит мне такую скверность,
Что даже не хочу запоминать я.
Ведь я-то знаю, что такое верность -
Ночь, музыка и розовое платье.
Х Х Х
Вот и зима кончилась!
Раз я к весне выжила,
Мне хохотать хочется
И говорить лишнее.
Эта весна до одури
Будет дарить ласками!
Птицы не все ж голуби,
Будут еще ласточки.
Дворничиха рьяная
Долбит снега жесткие.
Это не я пьяная -
Это дорожка скользкая.
Но уж теперь, конечно, я
Буду во всем крайняя,
Хоть это не я нежная -
А это весна ранняя.
Х Х Х
Ты звонишь мне с Монмартра.
Для меня – всё равно что с Венеры.
Хотя слышно, как будто
На кухне соседской сидишь.
Дождь почти перестал.
Облетают московские скверы.
Я России не знаю,
А что говорить про Париж?..
Знаю только Москву.
В тёмно-красной потёртой ветровке
Исходила её, в бурых лужах печали топя.
Я любила тебя
На Арбате и на Маяковке.
И пока они есть,
Они помнят меня и тебя.
Я любила тебя
И на Чистых, и на Патриарших…
Слишком дорого это –
Молчать-то, с Монмартра звоня, -
Говори, не молчи.
Мне теперь уже больше не страшно,
Потому что в Москве
Уже некому бросить меня.
Х Х Х
Когда мы будем знамениты,
Когда мы встретимся в Брюсселе,
А, может быть, и в Амстердаме
(Не вижу разницы сейчас),
В широкополой чёрной шляпе
Ты улыбнёшься: «Дорогая!
А ты совсем не постарела,
И так же светятся глаза».
И спросишь: «Как живётся с мужем?
Как дети?» - Я скажу: «Спасибо» -
И разузнаю между прочим –
С кем ты теперь, в какой стране,
Надолго ли в Брюссель, и после,
Своим блистая обаяньем,
Какие покорять широты
Отправишься…. Ты, как всегда,
Отшутишься и, растворяясь
В прохладном воздухе брюссельском,
В широкой шляпе, о которой
Ты с ранней юности ещё
Мечтал, работая на образ
Неотразимого мужчины,
Прославленного ловеласа,
А я ложилась в штабеля,
Одна за всех, кого потом ты
Любил, и снова ускользая,
Ты скажешь вдруг: «А я недавно
Тебя читал. Ты – молодец».
И будут хлопать двери бара,
И будут проезжать машины,
И я пойму, что не напрасна
Любовь, ушедшая в стихи.
Х Х Х
Ты! Появленье твое ударом
В грудь! Ты опять - ничей!
Сколько ночей пропадало даром!
Боже! Каких ночей!
Чайных, медовых, московских, вьюжных,
Снег забелит висок,
И виноградных, цикадных, южных,
Словно вино в песок.
Словно уходит вода меж пальцев,
И не напиться, нет.
Самый пропащий из всех скитальцев,
Самый далекий свет.
Сколько же можно до дрожи в теле
Ночью бояться дня?
Сколько же можно на самом деле
Так не любить меня?!
Но никакая твоя измена
Мне уже не страшна:
Я не из тех, кто вскрывает вены -
И без того грешна.
Я промолчу - ты вернешься снова
Что-то еще понять.
Я-то ведь знаю, что только Слово
Может судьбу менять.
Х Х Х
Я иду к тебе не на свидание -
На поминки по тебе по-прежнему.
Так уж повернуло мироздание,
Так оно устроено невежливо,
Что печали по всему хорошему
Я несу тебе сегодня бережно.
Я уже давно тобою брошена
Прежним, а подобрана - теперешним.
Мы друг друга не спугнем вопросами -
Научились мы вопросы сглаживать.
Как я дожила до этой осени? -
Как-то все жила и дожила же ведь.
Я иду к тебе не на свидание,
Чтобы жить безжалостно, без ретуши, -
Ты мне нужен, как напоминание,
Что тебя давно на свете нет уже.
Х Х Х
Веду беседу, ложкою звеня, -
Я, журналистка, в этом деле - профи.
А тот, кто сделал кошку из меня,
Прищурясь, свой показывает профиль
И гордую, небритую скулу.
Я битая - я всех небитых стою.
И я уже не обращусь в смолу
С любовью нудной, липкой и пустою,
Чтоб прилепиться к выбранному мной.
Он пропадал на срок, в который можно
Стать настоящей Блядью - с прописной,
И жить беспечно и неосторожно.
Я не теряла времени, майн Херц,
Пока вы там шатались по Парижам
И прочим городам, я тайных дверц
Открыла не одну (смотрите выше).
А он поймет - ни кошка, ни змея,
Как лошадь понесла, утратив сбрую.
И первая профессия моя
Удачно наложилась на вторую.
Х Х Х
Посидеть на бульваре с тобой,
Положить на плечо твое голову.
Может, это искомый покой? -
Где ни грустного нет, ни веселого.
Ты на то и хороший артист,
Чтоб сыграть что-то важное, веское.
Прошлой осенью умерший лист
Жадно смотрит на солнце апрельское.
Х Х Х
За что Мальвина любит Буратино?
За то, что он - и лгун, и проходимец –
Совсем не поддается воспитанью,
И за гонимость, и за бесприютность,
И за беспечность, и за смех сквозь слезы,
За то, что он умеет возвращаться,
За то, что надоела грусть Пьеро,
За эгоизм всеобщего любимца
И за способность заживо сгореть,
За то, что, как чурбак, непробиваем,
Не замечает голубых волос
И все ж за то, что у него есть ключик
От сказочной, неведомой страны...
Х Х Х
Уберу со стола угощенье.
Ты умчишься судьбою влеком,
О моем не заботясь прощеньи
Да и вряд ли о чьем-то другом.
Не боишься забыть и забыться,
Так тотально, насквозь разлюбить,
Что уже даже ночью не сниться.
Так забыть - все равно что убить.
Ты несешься – не прав и немыслим –
Заработав на небытие.
И случайные, сбитые листья
Опадают на имя мое.
По глобальным вселенским раскладам
Мира этого, мира того -
От меня тебе больше не надо
Ничего, ничего, ничего.
Ни спасенья не ждешь, ни покоя.
И мелькают созвездья, слепя.
Все равно говорю - Бог с тобою,
Бог с тобою, прощаю тебя.
Х Х Х
Спи спокойно. Тебе не приснюсь.
Разучилась, наверное, сниться.
Я уже никогда не вернусь -
Я ведь не перелётная птица.
Мне обратно не будет пути:
Я уже, как Орфей, оглянулась,
Чтоб оставить тебя позади,
Там, где ад – безнадёжность и юность.
АВГУСТ
1.
И ему оправданье найду.
И сама как-нибудь оправдаюсь.
Глухо падают груши в саду -
Этим звуком кончается август.
Этим звуком кончается жизнь -
Начинается что-то другое.
Ну, немного еще продержись.
Дотерпи до зимы. До покоя.
2.
А на мне то же самое платье,
Что и в прошлое лето.
Буду с берега лодке махать я,
Жарко щурясь от света.
И узнают. И веслами брызнув,
Я в потерянный рай переправлюсь.
В прошлой, в этой ли,
в будущей жизни -
Тишина, одиночество, август.
Х Х Х
Ты вспомнишь все. Усталым ливнем
Сойдет вода с нерусских крыш.
И в эту ночь приснишься ты мне
И я пойму, что ты не спишь.
И вспомню все - как от испуга
Перед огромностью вины -
Что мы, любившие друг друга,
Друг другу стали не нужны.
Боявшаяся расстоянья
(И шага - не переживу),
Я принимаю в наказанье
Всю опустевшую Москву.
И утром побегу, как пес твой,
Как по охотничьей тропе,
До перекрестка, до киоска,
Где прочитаю о тебе.
И я узнаю из газеты,
Что ты здоров и невредим.
Мы, прогрызая части света,
Планету-яблочко съедим,
Чтоб вновь прийти в свое начало,
Чтоб из вселенской темноты
Вдруг удивленно прозвучало
Все озаряющее: «ТЫ!..»
Х Х Х
И был октябрь. И был апрель.
И дождь, как божья милость.
И столько раз открылась дверь,
И столько раз закрылась.
А я была почти золой,
Развеянной, остылой.
И я летала над Москвой,
Как над своей могилой.
Но сколько душу ни трави,
Она опять окрепла -
И я восстала из любви,
Как восстают из пепла.
Х Х Х
Прости мне обидное слово,
Я вовсе не из своенравных.
Я просто любила такого,
Которому не было равных.
Прости, что мне выбора нету,
Что вновь оживу я едва ли.
Когда появлялся он где-то,
Все женщины там замолкали.
Из космоса вечностью дуло,
Душа в поднебесье взмывала.
Теперь, говорят, он - сутулый,
Седой и от жизни усталый.
Прости мне, что прошлое давит,
Что нету на свете другого
И что ничего не исправят
Ни космос, ни вечность, ни слово.
Х Х Х
Не трави мне душу, не трави!
И не заставляй рыдать ночами.
Не такой хотела б я любви -
У меня такая за плечами:
Там, где безысходность и тоска
Горло перехлестывали туго,
Где себя искали по кускам,
Вдребезги разбившись друг о друга,
Где глухая мучила вина,
Не давая счастья и покоя...
Этого-то было дополна!
Ты бы предложил чего другое -
Ты бы предложил меня любить
Без тоски, без боли, без надрыва,
Чтобы я могла с тобою быть
Беззащитной, глупой и счастливой!
Ты бы предложил готовить щи.
А на эти грусти и печали
Ты другую дуру поищи,
У которой счастье за плечами.
Х Х Х
Самолетик по небу летит,
Оставляя черту за собой.
Мой ребенок на небо глядит,
Потеряв аппетит и покой.
Голубая прорезана гладь.
"Дай мне, мама, достань мне его!"
Так по-детски, так сильно желать
Не умею уже ничего.
Выживай, извивайся, лукавь,
Но одно не пускает на дно:
Все возьми, только это оставь –
Самолетик, ребенок, окно.
Сын играет, допив молоко.
Самолетик уже далеко.
Х Х Х
Ты опять не опоздал на электричку,
И легко закрылись двери за тобой.
А разлука у меня вошла в привычку.
Как синоним - заменяется судьбой.
Так спокойней. Не хотела бы я видеть
Ничего - лишь это небо над Окой.
Ни зависеть, ни любить, ни ненавидеть.
Безглагольно. Только солнце и покой.
И молчать. И обмануть себя нарочно.
Не пророчить, а лежать на берегу.
Но расплачиваюсь вечно я за то, что
Все на свете сформулировать могу.
И смеется мой ребенок светлоликий!
И тетрадка, и тропинка, и тростник...
Что ж он делает со мною - наш великий,
Наш могучий и безжалостный язык?
Х Х Х
На ощупь, Господи, на ощупь,
К Тебе идущая впотьмах.
Случайный на бумаге росчерк,
Случайный взгляд, случайный взмах...
Туда, где свет - река и роща,
Где в радости проходят дни.
На ощупь, Господи, на ощупь,
Помилуй - руку протяни.
ПАМЯТИ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ
ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ
Да что ж она - дармштадская принцесса –
Могла бы изменить в моей стране? -
Где в очаге вселенского процесса
Внутри себя - любой - как на войне.
Где словно в прорву - красоту и нежность,
Где даже милосердье и любовь
Не пересилят эту безнадежность -
Террор, и революцию, и кровь.
Где вечно буераки и окопы,
Где ничего не знаешь наперед,
Где первая красавица Европы,
Смиренная, в монахини идет.
И кто б здесь только не искал дорогу,
Свернет он кверху, прочие забыв.
Куда идти в России, как ни к Богу?
Во все другие стороны - обрыв.
Х Х Х
За разговорами, за чаем,
За тем, что в комнате тепло,
Мы постепенно замечаем,
Что дело к ночи подошло.
А Бог глядит с иконы прямо.
Хотите - верьте иль не верьте.
Побудь со мной подольше, мама.
Кто знает, что там - после смерти?..
Закон спирали или круга?
И тот ли взгляд, и то ли имя?
И встретим ли мы там друг друга?
И если встретим, то - какими?
Не пропадём, не одичаем?
Не в разные пространства ухнем?
И можно ли там выпить чаю
И посидеть вот так на кухне?
Что Бог решит, судьбу итожа, -
Не разглядеть за т о й излукой.
Прости нам маловерье, Боже,
И не наказывай разлукой.
Х Х Х
Сквозь дым, сквозь платье выпускное,
Окно, сирени кисею -
«Не уходи, побудь со мною,
Я так давно тебя люблю...»
Сквозь перекрестки, скверы, парки,
Сквозь институтский коридор,
Такси, случайные подарки,
Сквозь слезы, грезы, смех и вздор,
Сквозь раненый мотив знакомый,
С пластинки льющийся, как кровь,
И сквозь мою любовь к другому,
Большую, сильную любовь,
Сквозь все, что так манило ложно,
И что себе придумал ты,
Сквозь «никогда», сквозь «невозможно»
И все сожженные мосты,
Сквозь тишину, что перепонки
Пугает так - хоть закричи!
Сквозь радость моего ребенка,
Когда он рушит куличи!
Сквозь одиночество, болезни,
Потери, беспросветность дней
(Хоть просьбы нету бесполезней,
Глупей, прекрасней и сильней),
Сквозь жизнь, сквозь все пережитое,
Сквозь всё, что будет впереди –
(Как трудно самое простое) –
Побудь со мной. Не уходи.
Х Х Х
Не попытаюсь заглянуть
В судьбу свою по снам и звездам.
Но знаю, что когда-нибудь
Все будет хорошо и просто.
И я увижу дальний свет,
И дом, и ласточку над сливой.
И я пойму, что горя нет -
Есть неуменье быть счастливой.
Запляшут капли по листам.
Меня простят, как я простила.
И все со мною будут там,
Кого бы здесь не совместила.
И слезы, как дожди, звеня,
Уйдут в поля и водостоки.
И вы - любившие меня -
Не будете ко мне жестоки.